Она заглянула к нему в глаза, неловко улыбаясь. Её взгляд и правда просто сиял, нет, не так. Вся она. "Здравствуй! " Он просто недоумевал. Как же она изменилась!
Она и не она словно. Внешне. И внутренне. Словно расцвела. Чувствовалась внутренняя сила, а сама была такой хрупкой внешне. Эти перемены. Кажется, теперь она достигла своего идеала. Пленящая, чарующая, эта девушка лучезарно улыбалась ему, а во взгляде читалось столько ласки, нежности и добра — её хотелось сгрести в охапку, заключить в объятиях и словно бы раствориться.
Пусть и коряво написано. Кострубато, как сказала бы я, отвечая на уроке украинской л-ры, однако искренне.
А ещё у меня дико горит от того, каким же открытым стало женское тело. То ли раньше, открытые запястья вызывали трепет. А сейчас Куда ни глянь Тело голое, совсем нагое Смотри — не хочу, бери — не хочу. На любой вкус и цвет, словно товар в магазине. Верно. Товар. Еще и ничего не стоящий.
Я блядь вот знаете, что ребят не понимаю. Вот как можно выбрав человека просто взять и изменить ему? Просто предать. Или обещать что будете всегда. Сука, это ж дичь что пиздец. Вы разлюбите друг друга, кто-то из вас умрет, вас разкинет порознь. Нахуя обещать такое? Сами ведь прекрасно понимаете, но все равно пасть открываете, язык поворачивается. Зачем? Блядь обещать, обещать, а потом что? А хуле? Держите?
Таким образом, они испытывали исконную муку всех заключенных и всех изгнанников, а мука эта вот что такое – жить памятью, когда память уже ни на что не нужна. Само прошлое, о котором они думали не переставая, и то приобретало привкус сожаления. Им хотелось бы присовокупить к этому прошлому все, что, к величайшему своему огорчению, они не успели сделать, перечувствовать, когда еще могли, вместе с тою или с тем, кого они теперь ждали, и совершенно так же ко всем обстоятельствам, даже относительно благополучным, их теперешней жизни узников они постоянно примешивали отсутствующих, и то, как они жили ныне, не могло их удовлетворить. Нетерпеливо подгонявшие настоящее, враждебно косящиеся на прошлое, лишенные будущего, мы были подобны тем, кого людское правосудие или людская злоба держат за решеткой. Короче, единственным средством избежать эти непереносимо затянувшиеся каникулы было вновь пустить, одною силою воображения, поезда по рельсам и заполнить пустые часы ожиданием, когда же затренькает звонок у входной двери, впрочем, упорно молчавший.
«а умереть я хочу, потому что жизни без нужных людей не желаю у меня так всегда если чего-то не хватает для задуманного - я лучше откажусь, нежели буду заменять»
Я бы даже сказала, что это смешно. Настолько нелепо, неуместно и при этом свойственно мне.
Моё состояние сейчас - подлинная, неподдельная и весьма глубокая депрессия. При этом я постоянно смеюсь, хихикаю, шучу и бодрю остальных. А ещё я очень рассеянная и безумно раздражительная. Настолько, что даже притворство отваливает - плевать, что подумают другие. Плевать, что будет. Мне всё равно.
"Дайте мне Женю и отвалите", - хочется сказать. Говорю. В пустоту. Беру телефон, открываю книгу, включаю музыку/аниме/фильм.
Вот! Это оно, черт его дери! Это то, что я пыталась объяснить. С цветами, с буквами. С самого детства. Тройка желтая, буква "ш" фиолетовая, 22 это обязательно зеленый, но 23 лаймовый, потому что они смешиваются! Какова же я идиотка. Сколько был этот термин на слуху, а на себя спроэуировать не додумалась. Дура! Дура! Хахаахахах
Совершенно одна. Никому не нужна, даже не интересна в плане того, жива ли.
Кручусь у себя в комнате, натыкаясь на различные предметы, получая новые синяки. А выходя из комнаты, выходя на улицу, раз за разом обдумываю несчастные случаи с большим смертельным риском, надеясь на то, что один из них случится со мной
Рассказывать о драме своей жизни, сиротстве, замкнутости и проблемах психики с улыбкой от уха до уха, словно это легкая самоирония особое, почти полезное умение.